Наивная девчонка. Короткий рассказ о жизни, о молодости, о самом главном, простом и понятном каждому из нас.
Наивная девчонка. Короткий рассказ
Ветер мягко подталкивал ее в спину. Она размахивала сумочкой и заигрывала с ветром — подставляла ему румяные щеки или вдруг крутилась на одной ноге, и он игриво очерчивал ее непорочное состояние. Девушка чувствовала, что на ней скрещиваются любопытные взгляды, и ей это явно нравилось. Может, вчера, а может, только утром она открыла в себе женщину и трепетно переживала это открытие.
Она будто второй раз рождалась на свет. На больших сероватых глазах вдруг заискрилась блестящая влажная поволока, конопляные пряди волос почему понежнели и прищулилися к лобу, а тело стало таким легким и послушным что она и сама удивлялась, как это ветер не схватит ее в свои легкие лапчатые крылья и не понесет куда-то далеко-далеко.
Девушка была в той поре, когда каждого манит что-то загадочное, непостижимое и таинственное. Она еще не знала, что та загадочность и тайна — рядом, то обычная потребность юности любить и быть любимой. Она только знала, что хочет чего-то очень хорошего и еще не изведанного, чего-то такого, без чего и жить не стоит.
Девушка шла на работу. Целый вечер и утро мама снабжала ее инструкциями и наставлениями, а она прислушивалась лишь к непонятному волнению своего естества. Ну и что, что она впервые идет на работу? Когда-то она и в школу шла впервые, а потом это столько раз повторялось, что аж надоело.
— Папа с трудом подыскал тебе место, — наставляла мать. — Держись его. Работа чистая и люди там хорошие.
Подумаешь, люди там хорошие! Будто в другом месте нет еще лучших. Вот она стоит в автобусе, и все на нее смотрят такими добрыми глазами. Разве у плохих людей бывают добрые глаза? И вообще разве плохой человек станет смотреть на хорошего?
Она выскакивает из автобуса и, заигрывая с ветром, бежит до заводоуправления.
— Где здесь профком? — доверчиво спрашивает у вахтера.
— Это, дочка, на третьем этаже направо, — говорит он ей вполне серьезно, как и подобает вахтеру говорить со взрослым человеком.
— Я пришла на работу. Меня зовут Оксана Оришечко, — на полном серьезе докладывает она уже подтоптаному мужчине с темными глазами и поляной среди черной шапки волос.
— Ага. Очень приятно, — отвечает тот и меряет ее ленивым взглядом. — Я председатель завкома Крекотень. Для посетителей товарищ Крекотень, для вас — Николай Афанасьевич.
Он зажигает сигарету и не очень уместно спрашивает.
— Где учились печатать?
— У мамы. Она машинистка.
— Садитесь за машинку.
Он диктует ей метров сорок бездумья из протокола или газеты, а затем бесцветным голосом подбадривает.
Хорошо. Молодец. Это нам понадобится. А теперь необходимо подшить газеты, потому что здесь настоящий кавардак. — И идет к своему кабинету.
Оксана мурлычет песенку про снег и ветер, трепещут газеты в ее руках серыми крыльями и послушно ложатся одна на одну. Она с легким выкрутасом огибает стол с подшивками и заходит в кабинет.
— Николай Афанасьевич, газеты подшиты.
— Вот и хорошо.
Какую-то минуту слышно только его тяжелое дыхание.
— Если будут посетители, прием со второго часа. Сейчас занят. — Перед ним лежит раскрытый журнал, в голосе его лень и усталость.
— А что мне делать? — вырывается у нее.
— Не спеши поперед батьки в пекло, — неожиданно переходит на «ты». — Будешь нужна — скажу.
От нечего делать она листает подшивки газет, печатает письма знакомой в село, скорбно заглядывает в маленькое зеркальце. Иногда ее вызывает Николай Афанасьевич:
— Напечатай список заочников.
— Сними копию с этого письма. Два экземпляра.
Добегает день. Проползает неделя. На незримую ось времени наматываются однообразие и тошнота. Шуршат бумаги, и стучится сердце.
— Когда уже я начну что-то делать? — спрашивает она однажды.
— Ты прекрасно справляешься с обязанностями.
— А разве у меня так и не будет настоящего дела?
— Настоящего дела? — Николай Афанасьевич даже усмехнулся. — Наивная ты девчонка. Каждое дело настоящее. Так нас учат.
Она начинает что-то страстно доказывать, а он снисходительно и укоризненно качает головой. Ему смешно слышать ее доказательства. Он — сын своего времени. Когда-то выдвинулся, его подняли и посадили в это кресло. И он сидит. И будет сидеть без всяких нареканий, пока не пересадят в другое. Как это всегда бывает с людьми низкой культуры и убогой души, совесть его не беспокоит. Он даже смотрит свысока на людей, особенно беспокойных, и считает себя незаменимым. Пустоту действительно нелегко заменить чем-то.
— Знаете, Николай Афанасьевич, — неожиданно для самой себя говорит Оксана, — завтра я не приду на работу…
Она не слышит, что он бормочет ей вслед. Она уже бежит по лестнице, сумочка вычерчивает круги, а в груди оживает что-то неизмеримо дорогое и нежное, отвоеванное у равнодушия.
Оксане опять хочется, чтобы на нее смотрели. И действительно, в автобусе она ловит чей-то взгляд. Ага, это вон тот чернявый. Он поднимается с места и предлагает:
— Садитесь, пожалуйста.
— Я сейчас выхожу, — идет девушка к выходу, — чувствуя на себе его необычный взгляд. Перед тем, как выйти, она оглядывается, вдруг показывает парню кончик языка и выпрыгивает на асфальт.
Ветер подхватывает Оксану на свои белые крылья, она кокетничает с ним и совсем не думает о том, что мама будет страдать от ее безрассудного поступка.
Василий Симоненко
Перевод с украинского Алполина